Геройская оборона Абинского укрепления 26 мая 1840 года
Из материалов для истории Кубанской области, собранных Е.Д. Фелицыным.
Е.Д.Фелицын - этнограф, публицист, краевед, основатель Екатеринодарского Краеведческого музея
Завтра исполняется 61 год со дня славного отражения гарнизоном Абинского укрепления штурма 12-ти тысячного скопища горцев, а потому в настоящий день не лишним будет напомнить об этом, забытом теперь событии, составляющем одну из блестящих страниц в истории войны на Западном Кавказе.
Абинское укрепление, построенное в 1834 году отрядом генерал-лейтенанта А.А.Вельяминова на реке Абин, земле шапсугов, а также Николаевское, находившееся на месте нынешней станицы Шапсугской, входили в состав предполагавшейся тогда Геленджикской линии, крайними пунктами которой были Ольгинское укрепление на реке Кубани и Геленджикское на берегу Черного моря.
Достоинства Цемесской (Новороссийской) бухты в то время не были еще нам хорошо известны потому, что на всём Кавказском Побережье Чёрного моря от Сухума до Анапы нам принадлежала только одна Геленджикская бухта, где в 1831 году было заложено укрепление. Весь же край этот занят был тогда многочисленными и враждебными нам племенами горцев: натухайцами, шапсугами, убыхами, джигитами и другими.
По ходу военных действий на Западном Кавказе Геленджик считался важным морским пунктом, и посредством укрепленной линии до реки Кубань имелось в виду отрезать от горцев плодородную равнину, расстилавшуюся между Кавказским хребтом, рекой Кубанью, Ольгинским укреплением, Анапой и Геленджиком.
Абинское укрепление расположено било на левом, возвышенном берегу реки Абина и занимала собой пространство, приблизительно, от того места, где ныне находится станичное правление до бань у моста, т.е. всю почти базарную площадь. Следы крепостных валов в виде небольших возвышений на поверхности земли сохранились кое-где и поныне.
Абинское укрепление в общих очертаниях имело вид продолговатого шестиугольника, вытянутого по направлению с Востока на Запад, но стороны этого шестиугольника были не одинаковых размеров, вследствие чего фигура представляла некоторые неправильности в размерах ее составных частей. На трех исходящих углах укрепления устроены были турбастионы, радиусом в 10 саженей, а на прочих углах между турбастионами, барбеты. Турбастион восточного угла, непосредственно прилегавший к обрывистому берегу р.Абина, назывался №3; другой турбастион в Северо-Западном углу - №2 и третий в Юго-Западном углу №1. При длине укрепления в 165 caженей и ширине 110 саженей линия огня простиралась до 485 саженей, причем, на северный фас приходилось 82 сажени, на восточный -165, южный - 91 и западный - 142 сажени. Профиль укрепления состоял из земляного бруствера 7 футовой высоты и 6 футовой толщины, без бермы и рва, глубина которого была не одинакова, на всем его протяжении и в разных местах колебалась от 7 до 12 футов, при ширине до 15 футов.
Снаружи бруствер обнесен был хворостом и терновником, а бастионы и барбеты облицованы турами; внутри до грудной высоты к стене бруствера прикреплен был плетень из хвороста. Такого рода приспособлениями, до некоторой степени , предохранялось разрушение земляного бруствера от влияния атмосферных осадков и ветров. Вершина бруствера увенчана была терновым плетнем, а на брустверах турбастионов и барбетов, между орудиями, поставлены были плетневые туры, наполненные до верху землею и укрепленные сверху такими же плетнями. По положению Абинское укрепление должно было быть вооружено 7-ю крепостными полупудовыми единорогами и 14-ю шестифунтовыми пушками. В действительности же в описываемое время оно было вооружено 2-мя чугунными полупудовыми единорогами, 20-ю чугунными шестифунтовыми пушками, кроме того, в' укреплении было еще 2-а медных полевых орудия 11-й гарнизонной артиллерийской бригады. Амбразуры для орудий имелись только в горлах турбастионов, в других же местах укрепления орудия располагались на барбетах, и стрельба производилась через банк. Вообще артиллерия составляла на всем протяжении линии огня довольно сильную фланговую оборону, и в то же время настолько обстреливала окружающую местность, за исключением лишь фронта, обращенного к реке Абин, где нагорный берег близко подходил к конт-эскарну 3-го турбастиона и своею крутостью и высотой образовывал обширное мертвое пространство, недоступное обстреливанию, и способствовал скрытому расположению там неприятеля..
Существенным недостатком Абинского укрепления было то, что тур-бастионы не доставляли взаимную оборону рвам, но для устранения этого гарнизон снабжен был ручными гранатами. Местность впереди южного фаса укрепления пересекалась двумя оврагами; первый из них, не глубокий, находился сейчас же за контр-эскарном и тянулся от 1-го турбастиона к реке Абину. Другой же, глубокий и длинный, расположен был параллельно первому, на ближайший картечный выстрел от того же тур-бастиона и представлял собой весьма удобное прикрытие для неприятеля. В версте расстояния от северо- восточного фаса находился еще один неглубокий овраг. Затем со всех остальных сторон укрепления имело перед собой открытую ровную местность, ограждённую лесом, начинавшуюся в расстоянии полуторы версты от крепостного рва. Для помещения гарнизона устроены были 4-е деревянных казармы, крытые досками, три небольших казармы под земляными крышами, служившие более приютом для ночных резервов артиллеристов, и, наконец, четыре турлучных балагана и несколько сараев. Казармы расположены были почти у самых стен бруствера западного, восточного и северного фасадов, а прямо против крепостных ворот, находившихся в южном фасе, стояла гауптвахта. В самом центре укрепления была расположена небольшая деревянная церковь, а невдалеке от нее, к востоку и северо-востоку, три деревянных флигеля, крытых досками, в которых помещались комендант, офицеры, врач и священник. Частных построек в укреплении не было вовсе. Все здания были выстроены на скорую руку из недостаточно прочного материала, а потому очень скоро стали подвергаться разрушению. Во время дождя и снега вода свободно просачивалась сквозь крыши, стены и полы покрывались сыростью, ветер проникал через скважины, образовывавшиеся в разных местах, так что нижние чины гарнизона не только не находили себе в этих зданиях столь необходимого для них приюта от непогод и отдыха от трудов и тревожной боевой жизни, но напротив, подвергались в них мучительным и трудно излечимым болезням. Бывали случаи в зимнее и осеннее время, что большая половина гарнизона по нездоровью не в состоянии была выходить в ружье, да и те, кто оставался еще на ногах, до такой степени изнурены были непосильными трудами, что только при величайшем напряжении сил могли отправлять свои обязанности. Болезненность и смертность людей в Абиноком креплении достигала тогда огромных поражающих размеров. Для исследования причин этого прискорбного явления не раз назначались специальные комиссии, предпринимались разные меры, но совокупность неблагоприятных гигиенических условий была такова, что не взирая на все чисто отеческие заботы начальства о сохранении здоровья нижних чинов, они все-таки погибали сотнями .Кладбище, находившееся в 50-ти саженях к Северу от восточного № 3 турбастиона, примыкавшего к реке Абину, хранит в себе тысячи безвестных героев, погибших от пагубных условий пребывания в стенах Абинского укрепления и сотни героев, павших у стен того же укрепления с оружием а руках в кровавых боях с врагами нашими. Теперь кладбище это уже очутилось под постройками, и прах людей, безропотно положивших свои души на пользу родного Отечества и благо грядущих поколений святотатственно попирается современными обитателями Абинской станицы.
Находясь в центре воинственного и враждебного нам населения шапсугов, Абинское укрепление не имело постоянного сообщения с Черноморской кордонной линией и совершенно было изолировано от остального мира. Только 2 или 3 раза в год приходили сюда из Черномории, под прикрытием больших отрядов, транспорты с запасами продовольствия, обмундированием и боевыми снарядами для гарнизона, и с этими же транспортами, на обратном пути, отправлялись отсюда больные. При враждебном отношении шапсугов, стремившихся уничтожить это укрепление, стеснявшее свободу их действий, оно всегда почти находилось в осадном положении. Буквально, нельзя было шага сделать за крепостной бруствер, не подвергаясь опасности быть сраженным меткой пулей шапсуга, которые как хищные звери, скрытно и бесшумно подкрадывались на самое близкое расстояние и по целым дням и ночам, укрываясь за всякими возвышениями почвы и кустиками, терпеливо поджидали свои жертвы. Убивали даже часовых ,стоявших за крепостным валом и неосторожно показывавшихся из-за своего прикрытия.
Чтобы нарубить дров для варки пищи или накосить сена для продовольствия лошадей, надо было снаряжать из укрепления сильные колонны с орудиями и вызывать в ружье весь гарнизон, причем, всякое такое хозяйственное предприятие, безусловно, всегда сопровождалось нападением горцев, перестрелкой с ними и более или менее тяжкими потерям людей. Для обороны Абинского укрепления по положению, т.е. соответственно протяжению линии огня, требовалось не менее 2500 человек, между тем, такого числа войск там никогда не было, и гарнизон его не превышал 1200 человек. Очень понятно, что при таких условиях войска, находившиеся в Абинском укреплении, должны были нести тяжкую службу, полную тревог, лишений и опасностей, о которых теперь трудно даже составить себе верное представление. Обыкновенно, днем снаряжалось в караулы до 250 человек, а ночью становился под ружье весь гарнизон. Таким образом, люди могли отдыхать только днем, да и то лишь тогда, когда не было нарядов на какие-либо работы, а такие работы, в особенности по ремонту крепостных брустверов и рва, беспрерывно подвергавшихся разрушению, никогда почти не прекращались. Невозможность долгого пребывания в столь пагубной обстановке побуждало кавказское начальство сменять гарнизоны Абинского укрепления ежегодно. И те немногие, кому удавалось уходить отсюда живыми и невредимыми, уносили в себе зародыши злокачественной лихорадки, цинги и других тяжких болезней, приводивших к скорой могиле.
Укрепление это считалось ссылочным местом, куда нередко отправляли на службу в наказание за проступки, взамен арестантских рот.
Взятие форта Лазарева и Вельяминовского укрепления произвело сильное и пагубное для нас впечатление на горцев. Успех, превышавший их ожидания, возбудил необычайный энтузиазм и решимость ниспровергнуть владычество русских в горах или погибнуть в этом предприятии всем до последнего. Не взирая на голод предшествовавшего года и полное отсутствие запасов хлеба, горцы положили не делать в этом году запашек и всю рабочую пору употребить на достижение своей цели.
Сборища их ежедневно увеличивались новыми пришельцами, стекавшимися к ним из самых отдаленных аулов, чтобы участвовать в общей славе и добыче, обещанных им руководителями народного восстания. Нестройные прежде толпы воинственных горцев, стали получать некоторую организацию и порядок, так, что каждое племя представляло отдельную дружину, разделенную на сотни, полусотни и десятки с своими особыми предводителями и боевыми значками. Продовольственные запасы,взятые ими в наших укреплениях, были правильно распределены между аулами, а боевые снаряды и порох поручены ведению почетным старшинам. Пользуясь этой добычей, горцы хотели завести у себя артиллерию, рассчитывая на содействие в этом предприятии на наших дезертиров из поляков. Эти дезертиры , по словам лазутчиков, доставили горцам первые сведения о бедственном положении форта Лазарева и подали мысль о нападении на него, приняв на себя и само исполнение этого предприятия.
Они же изобрели и распространили среди горцев новый вид оружия: длинный шест, к одному концу которого прикреплялась коса, чтобы колоть и рубить, а к другому крючок, чтобы взлезать на крепостные верхи. Они же производили съемки атакуемых мест, подавали нужные советы для организации сборищ и при штурме шли во главе нападающих. Между ними особенно отмечался своею предприимчивостью унтер-офицер одного из Черноморских линейных батальонов, служивший капитаном артиллерии в Польской армии во время мятежа 1831 года и после побега к горцам принявший черкесское имя. В тоже время магометанское духовенство и иностранные сунниты, проживавшие у прибрежных горцев, употребляли всевозможные усилия для воспламенения народа к всеобщему возмущению. Муллы, разъезжая по всем аулам и ссылаясь на какой- то отысканный ими стих Алкорана, предвещали, что 1840 год должен быть годом торжества мусульман и погибели неверных.
Вместе с тем, убыхский мулла Декумук-Хаджи, возвратившийся из Египта в ноябре 1839 года, распространял между влиятельнейшими горцами подложную грамоту от Ибрагим-Паши, в которой говорилось, чтоб не покорялись и старались разрушать укрепления, при чём обещалась им вооруженная помощь. Джлубский князь Алибий, прибывший недавно из Константинополя, разглашал у Натухайцев слух, что Египетский папа объявил войну России и, желая овладеть Крымом, двинул 40-а тысячную армию к Дунаю, что паша этот признал черкесов, никому некогда не принадлежавшими и теперь независимыми, поэтому горцы должные воспользоваться благоприятным для них случаем к уничтожению наших береговых укреплений (рапорт контр-адмирала Серебрякова) генерал-лейтенанту Раевскому от 8 апреля 1840 года № 934). Алибий участвовал при взятии Лазаревского форта, где был убит его брат, а сам он в скором времени был ранен при штурме Михайловского укрепления. Эти нелепые слухи еще более воспламенили умы легковерных горцев. Убитых при нападении на наши укрепления, хоронили в окровавленной одежде и с оружием, провозглашая их праведниками, живот свой положившими за независимость родного края. Вообще, по словам генерал-адъютанта Граббе, в последние два месяца положение закубанских и прибрежных племён горцев сильно изменилось: "Не нова их непримиримая вражда к русским, их дикое и буйное мужество, но новы эти впервые обнаружившиеся признаки народности, единодушие восстания, порядок и устройство, являющиеся в их скопищах, повиновение избранным начальникам, новые средства, придуманные ими для борьбы и согласное стремление к одной общей цели. Последние события начинают для этого края новую эпоху, совершенно отличную от прежних времен, эпоху войны народной, а не действий против хищнических партий, увлекаемых желанием грабежа. Горцы поняли тайну своей силы после первых успехов. В продолжении последних 2-х лет они забыли страх русского оружия. Миролюбивые сношения с ними уронили в их глазах значение и достоинство местных начальников и были приняты ими, как доказательство слабости или обмана. Они поняли ничтожность воздвигнутых нами фортов внутри края, не имевших прочных связей с линией для получения вовремя нужной помощи и не располагавших ни одним из необходимых условий для самостоятельной, упорной обороны гарнизонов, предоставленных собственным силам. (Рапорт генерал-адъютанта Граббе военному министру от 7 апреля 1840 года № 568). В таких выражениях объяснял успех горцев главный начальник края, генерал Граббе, конечно лучше тем кто-либо другой знавший слабые стороны нашего положения на Западном Кавказе. Несомненность всеобщего народного восстания горцев фактически подтверждались контр-адмиралом Серебряковым и начальником Черноморской Кордонной линии генералом Завадовским. Уже с первых чисел марта за Кубанью в разных местах находилось до 40 тысяч шапсугов и убыхов, натухайцев и абадзехов. Все горцы, способные носить оружие, покинули свои дома и семейства и обязались общей клятвой не расходится до тех пор, пока не будут взятыми все укрепления Черноморской береговой линии, а также и Закубанские укрепления. И действительно, более или менее значительные сборища горцев беспрестанно появлялись то в одном, то в другом месте, но угрожали, главным образом, Афипскому ,Николаевскому, Абинскому укреплениям, форту Раевского и Новороссийску.
Для рассеяния неприятельских скопищ, генерал Завадовский посылал за Кубань отряды, один из которых под командой подполковника Табанца, 28 числа был в Николаевском укреплении, произвел рекогносцировку окрестностей и, не открыв нигде присутствия неприятеля, 29 числа ушел за Кубань. Но три дня спустя после этого, большое сборище шапсугов и натухайцев, простиравшееся до 10 тысяч человек, перед рассветом, 2 апреля, бросились на Николаевское укрепление и овладело им, истребив весь гарнизон. В укреплении состояло всего 250 человек 3-й роты Черноморского линейного №1 батальона, при пяти офицерах, считая в том числе до 70 больных и слабых. Штабс-капитан Евсеев, начальник гарнизона, мужественно встретил врага, но пал вместе с храбрыми своими товарищами, подавленный многочисленностью сил неприятеля.
При нападении, 7 тысяч горцев несли перед собой фашины для того, чтобы укрываться от ружейного огня и заваливать ров. Этот впервые примененный ими способ атаки много способствовал успеху горцев и они решили пользоваться им при нападении на другие наши закубанские укрепления.
В конце марта начальник Черноморской береговой линии генерал Н.Н.Раевский, получил, наконец, некоторую возможность подкрепить уцелевшие укрепления вверенной ему линии, а потому неоднократные покушения на них прибрежных горцев не имели успеха. Неудачи эти сильно разоружили их, но они не теряли надежды вознаградить себя победами на северном склоне Кавказского хребта в закубанском крае.
В первых числах апреля в предгорьях закубанского края после беспрерывных мартовских дождей, наступила ясная теплая погода. Земля стала быстро просыхать и покрылась яркой зеленью весенней травы. Подполковник Веселовский не замедлил воспользоваться этим случаем, чтобы привести вверенное ему укрепление в лучшее оборонительное положение. Энергично приступив к работе, он успел исправить в короткое время все повреждения так, что считал себя достаточно обеспеченным от прорыва неприятеля во внутрь крепостных верков. Теперь он уже не опасался покушений горцев и ждал только удобного случая, чтобы наказать их за дерзкое предложение сдаться без боя, сделанные ему, как уже говорилось выше, в марте месяце.
В это время в окрестностях Абинского укрепления стали собираться партии горцев, о намерении которых нельзя было получить никаких сведений. Наконец, в 2 часа ночи 10 апреля, наш секрет, находившийся за укреплением, заметив скрытное приближение неприятеля, дал знак об этом воинскому начальнику. Несмотря на темноту ночи, Веселовский приказал открыть огонь из орудий, направляя выстрелы в ту сторону, откуда двигалась толпа. После первых орудийных выстрелов, горцы ответили несколькими залпами из ружей и в рядах их послышались крики и стоны раненых.
Когда рассвело видно было, как пешие толпы неприятеля потянулись в ближайший лес, между тем, как отделившаяся от них конная партия до 100 человек, с неимоверной смелостью обскакивали укрепление и, стреляя в наших солдат, стоявших за бруствером, приближаясь ко рву почти на пол ружейного выстрела. Убедившись, однако, в бесполезности своих покушений, партия эта, понеся значительные потери убитыми и ранеными, вскоре удалилась, не причинив гарнизону Абинского укрепления ни малейшего вреда. Спустя ива дня после этого, с 11 на 12 апреля, секреты наши опять заметили горцев, и только что успели известить об этом воинского начальника, как толпы их, находившиеся, как оказалось, в самом близком расстоянии от рва, смело бросились вперед, и не взирая на сильный артиллерийский и ружейный огонь Абинского гарнизона, в течение целого часа тщетно силились ворваться в укрепление и, наконец, бежали.
С рассветом из укрепления заметили, что партия нападавших горцев, до 5-ти тысяч человек, приведена была в сильное замешательство и понесла большой урон. Эти два неудачных покушения, предпринятых одними шапсугами и натухайцами, убедили их в невозможности достигнуть успеха собственными силами, без помощи других племен. Поэтому они обратились к абадзехам и убыхам, которые с радостью откликнулись на их призыв, в надежде на богатую добычу. Таким образом, к 24 числу в урочище Перу, находившемуся в расстоянии ровно 8 верст к Северу от Абинского укрепления, сосредоточилось разноплеменное сборище до 12 тысяч человек. Здесь был лучший цвет горской молодежи и все прославившиеся за Кубанью удальцы и джигиты. Многие
из них облачены были в стальные панцири и блистали дорогим оружием.
Каждое племя имело своих предводителей, особые боевые значки, и для лучшего управления в бою, подразделено было на части.
Преобладающим элементом в сборище этом были, конечно, шапсуги и натухайцы. Разместившись под сенью обширного и многовекового леса, произраставшего в урочище Перу (лес этот всегда служил сборным местом для враждебных нам горцев, и здесь постоянно происходили кровавые стычки с ними при столкновении на пути следования отрядов наших в Абинское укрепление и при обратном возвращении их на Кубань).
Горские дружины по принятому у них обычаю, приступили к обсуждению плана своих действий и выбору общего предводителя. После непродолжительных совещаний, не обошедшихся, разумеется, без горячих споров и пререканий, решено было, прежде всего, уничтожить Абинское укрепление, как пункт более удаленный от нашей кардониой линии и затем уже обратить свои силы на другие закубанские укрепления.
Главным предводителем сборища, с общего согласия, избран был Аудоглу Мамсырь. Он предводительствовал горцами во всех нападениях на наши войска в окрестностях Анапы и форта Раевского, стяжал себе громкую известность распорядительного и беззаветно-отважного военноначальника. Не только натухайцы, ко и все прочие соседние племена питали к нему особое доверие и уважение. С первых дней возникновения Абинского укрепления, построенного так близко от местожительства Мамсыро Сунако, в нем возродилась, с годами все более и более разгоралась страсть ниспровергнуть во что бы то ни стало этот опорный пункт его злейших врагов. Теперь, когда после стольких лет томительных ожиданий, представился, наконец, благоприятный случай осуществить свою заветную мечту, Аудоглу Мамсырь пустил в ход все способности своего недюжинного ума, чтобы составить безошибочный план предстоящего штурма и организовать для этого соответствующим образом многочисленную дружину свою. Он истощал все силы своего красноречия, чтобы воодушевить горцев к беспощадному бою с врагами, обещая им успех и богатую добычу! Его горячая убедительная речь произвела сильное впечатление. Объединенные общими стремлениями славы и добычи, горцы беспрекословно подчинились Мамсыру. В ночь на 26 мая все сборище тронулось с места бивака, соблюдая полный порядок и величайшую тишину в движении. Под покровом ночной темноты, они незаметно обложили Абинское укрепление со всех сторон, остановившись в таком от него расстоянии, чтобы не быть обнаруженными раньше времени. Этот трудный маневр исполнен был ими так искусно и бесшумно, что секреты, выставленные за укрепление и часовые, стоявшие на валах, не могли заметить приближения неприятеля.
Разместившись в заранее назначенных Мамсыром местах и имея с собой запас туров и фашин для заваливания крепостного рва, горцы недвижимо пролежали на земле всю ночь, ожидая рассвета, чтобы по условному сигналу двинуться на штурм. В то время гарнизон Абинского укрепления состоял из двух рот Черноморского линейного №1 батальона (1-й и 2-й роты, трех рот Навагинского (4-й гренадерской, 10-й и 12-й мушкетерской роты Тангинского полков и небольшой команды 1-й роты 11-й гарнизонной артиллерийской бригады; всего числилось: 1 штаб-офицер; 14 обер-офицеров, 75 унтер офицеров, 30 музыкантов, 675 рядовых, 11 нестроевых и 40 артиллеристов. Подполковник Иосиф Андреевич Веселовский, исполняющий обязанности воинского начальника еще11 апреля был уволен по прошению в отставку и ожидал только заместителя себя, чтобы навсегда покинуть мрачные стены Абинского укрепления. Но судьба предназначала ему совершенно иную участь.
О сборище неприятеля он вовсе не был предупрежден, потому, что лазутчики уже два месяца не показывались в укреплении, а получить сведения о намерениях горцев каким-либо иным путем в то время не было никакой возможности. Тем не менее, неожиданное появление неприятеля не могло застать врасплох Веселовского, воспитанного в традициях А.А.Вельяминова. Следуя инструкции этого знаменитого Кавказского генерала, Иосиф Андреевич всегда был настороже. Каждый вечер гарнизон становился в ружье и всякая часть получала определенное назначение для обороны укрепления в случае нападения неприятеля. На ночь меры бдительности усиливались. Орудия заряжались картечью, и у заряженных пальников располагались дежурные артиллеристы. Вообще, вопреки условиям нормального человеческого существования, жизнь в Абинском укреплении пробуждалась только с. наступлением ночи. Вместо того, чтобы предаваться отдыху, люди облагались в полную амуницию и с заряженными ружьями должны были ожидать врага. В эту ночь, как и всегда гарнизон был наготове, расположившись в назначенных местах, солдаты дремали, обняв ружья, нисколько не подозревая об угрожавшей им опасности. Так прошло время до 2-х часов ночи. Но лишь только на востоке появились первые проблески утренней зари, горцы, по условленному сигналу, бесшумно стали подползать к укреплению, и, приблизившись к нему на расстояние ружейного выстрела, мгновенно вскочили на ноги и стремительно бросились вперед. В этот же момент с крепостных валов грянули орудия и весь гарнизон, кинувшись к брустверам, открыл учащенную пальбу по неприятелю, а в ров посыпались ручные гранаты. Страшные опустошения, произведенные в толпах неприятеля выстрелами нашей артиллерии и ружейным огнем, нисколько не остановили их. С полным пренебрежением к смерти, они бежали через трупы своих товарищей, оглашая воздух дикими криками. Впереди всех были напцырники, с шашками наголо и с кинжалами в зубах, неустрашимо спускались они в ров и с изумительной ловкостью вскакивали на бруствер. За ними густой толпой следовали и другие. Некоторым из них удавалось врываться внутрь укрепления, но большая часть их, с потерями были опрокидываемы назад, а те, кто оставался внутри, погибали под штыками храбрых защитников укрепления. Наконец, после нескольких неудачных атак, огромная толпа натухайцев с распущенным голубым значком и шапсугов с разноцветным значком рванулась на 1-й тур-бастион, находившийся в южном фасе укрепления близ крепостных ворот. Невзирая на отчаянное сопротивление небольшой части гарнизона, охранявшей этот фас, горцам удалось все-таки вторгнуться в укрепление и с радостными криками торжества победы они бросились уже для грабежа к строениям. Но И.А. Веселовский, вовремя заметив появление неприятеля, взял последний резерв из 40 человек. Он быстро направился с ним к угрожающему пункту, и в жестокой рукопашной схватке, отбив оба значка, штыками вытеснил горцев из укрепления. В этом отчаянном бою особенно отличился рядовой Навагинского полка Макар Чернов и барабанщик Черноморского линейного №1 батальона Иван Задорожный, которые будучи тяжело ранеными, не оставляли своих мест до конца дела, последний же, бросив ненужный для него барабан, действовал ружьем. Замечательную храбрость так же проявили унтер-офицер 1-го линейного Черноморского батальона Яков Козлов, батальонный писарь Мокий Гречанный и рядовой Юзев Жаковский. Беспощадно поражая горцев штыками и прикладами, они производили в рядах неприятеля такое опустошение, что принудили его бежать в паническом страхе.
Храбрецы эти личным примером увлекали за собой и товарищей, несмотря на сильное утомление боем, кипевшем на всем протяжении крепостного вала. Мужество гарнизона воспламенено было в высшей степени, унтер-офицеры Тенгинского пехотного полка: Северин Каменецкий, Соломон Уснадзе и Феликс Ордынский, назначенные защищать бруствер близ первого барбета в южном фасе, приводили горцев в неописуемый ужас убийственным действием ручных гранат, выбрасываемых ими в крепостной ров, который каждую минуту наполнялся десятками все новых и новых трупов. Фейерверкер 2-го класса Алексей Бирюченко, находясь при двух орудиях, с поразительным самоотвержением выдерживал сильный натиск неприятеля и цельными картечными выстрелами из орудий, ими же самим наводимых, производил в толпах горцев страшные потери. Подполковник Веселовский личным присутствием в наиболее опасных местах воодушевлял вверенные ему войска, которые, видя неустрашимую храбрость своего любимого начальника, не думали уже об опасностях и метко поражали врагов, с остервенением бросавшихся на крепостной вал, не щадя своей жизни. Офицеры, вооружившись ружьями, на выбор убивали наиболее отважных горцев и своим примером возбуждали соревнование в среде подведомственных им нижних чинов. В защите укрепления принимали участие все нестроевые чины, денщики и даже больные.
Батальонный священник, отец Александр, под градом сыпавшихся в укрепление пуль, с крестом в руках мужественно ходил по рядам солдат и благословлял их на защиту. Сокрушенные непреодолимой стойкостью наших солдат, горцы вынуждены были, наконец, отступить. Ров на половину уже был завален телами убитых и тяжело раненых, стонавших в предсмертной агонии.
Стены бруствера эскарпа и контрэскарпа обагрились потоками свежей человеческой крови, а воздух проникся запахом пороховой гари. С валов укрепления мрачно глядели смертоносные горла орудий и штыки гарнизона, одушевленного твердой решимостью не уступать никаким натискам неприятеля. Но эта внушительная картина грозной силы противника не охладила горячего порыва Мамсыра овладеть во чтобы то настало ненавистным укреплением. Пылая мщением за понесенные потери, он остановил отхлынувшие было толпы горцев и угрозами вождей побудил их третий раз пойти на приступ.
Устроившись, они вновь кинулась с яростным озлоблением к крепостному брустверу, но засыпанные ружейными и картечными пулями, ручными гранатами и камнями, остановились, и ,невзирая на громогласные обещания, мулл всех благ Магометова рая павшим в бою, разом бросились бежать, не внемля более призывам своих вождей.
Таким образом, штурм, продолжавшийся с 2-х до 6-ти часов .утра блистательно был отбит на всех пунктах, и горцы понесли полное поражение. В наших рунах осталось только 10 раненых, во рву же и на гласное подобрано 685 тел. Кроме того, множество убитых и раненых захвачено было горцами при отступлении. По сообщениям лазутчиков, число убитых и раненых в этом деле простиралось до 2000 человек.
Во владениях натухайцев и шапсугов не было почти ни одной сакли, где не оплакивали бы кого-либо из погибших при штурме Абинского укрепления. Горцы не испытывали такого страшного поражения со дня знаменитого побоища на реке Калаусе, когда генерал Власов в 1821 году загнал в болотистый лиман и истребил трехтысячное скопище горцев. С нашей же стороны потери при штурме Абинского укрепления ограничились 9 убитыми и 18 ранеными.
Сопоставление этих цифр красноречивее всяких описаний свидетельствует о геройстве защитников Абинского укрепления, на долю которых выпал случай блистательно отразить, с ничтожными для себя потерями, более чем в двенадцать раз сильнейшего неприятеля.
По окончании дела, когда еще последние горцы не скрылись из виду, в укреплении, где повсюду валялись неубранные тела убитых неприятелей, отслужено было благодарственное молебствие с коленопреклонением. Затем, поздравив войска с победой и поблагодарив солдат за честно исполненный ими долг службы, А.А.Веселовский указал на примерную храбрость рядового Макара Чернова и барабанщика Ивана Задорожного (Рапорт генерал-майора Завадовского генерал- адьютанту Граббе от 18 июня 1840 года № 2002).
Славные защитники Абинского укрепления щедро награждены били императором Николаем 1, на которого этот блистательный подвиг после уничтожения горцами 4-х укреплений на Черноморской береговой линии, произвел в высшей степени приятное впечатление. Государь высоко оценил заслуги Иосифа Андреевича Веселовского и приказал передать ему свое желание, чтобы он оставался на службе, вместе с тем, Веселовский произведен был в полковники и ему был пожалован орден Святой Анны 2-й степени с короной и годовой оклад жалованья. Все офицеры и лекарь Шумский получили следующие чины, ордена и годовые оклады жалованья.
Батальонный священник отец Александр (Иванов) награжден золотым крестом наперстным на Георгиевской ленте. Унтер-офицеры: Каменецкий, Уснадзе, Ордынский, Неелов, Баратынский произведены в подпрапорщики, фейерверкер Алексей Бирюченко - в прапорщики, унтер- офицеру Якову Козлову и писарю Мокию Греченову пожалованы знаки отличия военного ордена Святого Георгия и по 25 рублей. Барабанщик Задорожный и рядовой Чернов кроме полученных ими знаков отлития, произведены были в унтер-офицеры. Наиболее отличившимся нижним чинам высочайше пожаловано 135 знаков отличия, а все вообще нижние чины получил не в зачет годовой оклад жалованья. Кроме подполковника И.А. Веселовского в. Абинском укреплении находились 2S мая следующие офицеры: Черноморского линейного № 1 батальона штабс-капитан Виттоф., поручик Карпович, подпоручики Тонкошкуренко, Харченко, Евсегнеев, Тенгинского полка подпоручики Франк и Юсупов, Навагинского полка штабс-капитан Дедюхин, поручики Гоц 1-й, Занаревский 1-й, Пищулин, подпоручик Линделиус. Прикомандированный гренадерского фельдмаршала графа Румянцева Задунайского полка поручик Хрипков, 11-й гарнизонной артиллерийской бригады 1 роты поручик Ларионов, Черноморского Казачьего войска хорунжий Чернышев, заведовавший Абинским провиантским магазином, Екатериновского военного госпиталя лекарь Шумский и священник Черноморского линейного №1 батальона Александр Иванов,
Результатом блистательного отражения штурма 26 мая было водворение спокойствия на восточном берегу Черного моря и в закубанском крае. Страшные потери, понесенные горцами в этом деле, надолго отбили у них охоту к подобным предприятиям.
Е.Д.Фелицын - этнограф, публицист, краевед, основатель Екатеринодарского Краеведческого музея
Завтра исполняется 61 год со дня славного отражения гарнизоном Абинского укрепления штурма 12-ти тысячного скопища горцев, а потому в настоящий день не лишним будет напомнить об этом, забытом теперь событии, составляющем одну из блестящих страниц в истории войны на Западном Кавказе.
Абинское укрепление, построенное в 1834 году отрядом генерал-лейтенанта А.А.Вельяминова на реке Абин, земле шапсугов, а также Николаевское, находившееся на месте нынешней станицы Шапсугской, входили в состав предполагавшейся тогда Геленджикской линии, крайними пунктами которой были Ольгинское укрепление на реке Кубани и Геленджикское на берегу Черного моря.
Достоинства Цемесской (Новороссийской) бухты в то время не были еще нам хорошо известны потому, что на всём Кавказском Побережье Чёрного моря от Сухума до Анапы нам принадлежала только одна Геленджикская бухта, где в 1831 году было заложено укрепление. Весь же край этот занят был тогда многочисленными и враждебными нам племенами горцев: натухайцами, шапсугами, убыхами, джигитами и другими.
По ходу военных действий на Западном Кавказе Геленджик считался важным морским пунктом, и посредством укрепленной линии до реки Кубань имелось в виду отрезать от горцев плодородную равнину, расстилавшуюся между Кавказским хребтом, рекой Кубанью, Ольгинским укреплением, Анапой и Геленджиком.
Абинское укрепление расположено било на левом, возвышенном берегу реки Абина и занимала собой пространство, приблизительно, от того места, где ныне находится станичное правление до бань у моста, т.е. всю почти базарную площадь. Следы крепостных валов в виде небольших возвышений на поверхности земли сохранились кое-где и поныне.
Абинское укрепление в общих очертаниях имело вид продолговатого шестиугольника, вытянутого по направлению с Востока на Запад, но стороны этого шестиугольника были не одинаковых размеров, вследствие чего фигура представляла некоторые неправильности в размерах ее составных частей. На трех исходящих углах укрепления устроены были турбастионы, радиусом в 10 саженей, а на прочих углах между турбастионами, барбеты. Турбастион восточного угла, непосредственно прилегавший к обрывистому берегу р.Абина, назывался №3; другой турбастион в Северо-Западном углу - №2 и третий в Юго-Западном углу №1. При длине укрепления в 165 caженей и ширине 110 саженей линия огня простиралась до 485 саженей, причем, на северный фас приходилось 82 сажени, на восточный -165, южный - 91 и западный - 142 сажени. Профиль укрепления состоял из земляного бруствера 7 футовой высоты и 6 футовой толщины, без бермы и рва, глубина которого была не одинакова, на всем его протяжении и в разных местах колебалась от 7 до 12 футов, при ширине до 15 футов.
Снаружи бруствер обнесен был хворостом и терновником, а бастионы и барбеты облицованы турами; внутри до грудной высоты к стене бруствера прикреплен был плетень из хвороста. Такого рода приспособлениями, до некоторой степени , предохранялось разрушение земляного бруствера от влияния атмосферных осадков и ветров. Вершина бруствера увенчана была терновым плетнем, а на брустверах турбастионов и барбетов, между орудиями, поставлены были плетневые туры, наполненные до верху землею и укрепленные сверху такими же плетнями. По положению Абинское укрепление должно было быть вооружено 7-ю крепостными полупудовыми единорогами и 14-ю шестифунтовыми пушками. В действительности же в описываемое время оно было вооружено 2-мя чугунными полупудовыми единорогами, 20-ю чугунными шестифунтовыми пушками, кроме того, в' укреплении было еще 2-а медных полевых орудия 11-й гарнизонной артиллерийской бригады. Амбразуры для орудий имелись только в горлах турбастионов, в других же местах укрепления орудия располагались на барбетах, и стрельба производилась через банк. Вообще артиллерия составляла на всем протяжении линии огня довольно сильную фланговую оборону, и в то же время настолько обстреливала окружающую местность, за исключением лишь фронта, обращенного к реке Абин, где нагорный берег близко подходил к конт-эскарну 3-го турбастиона и своею крутостью и высотой образовывал обширное мертвое пространство, недоступное обстреливанию, и способствовал скрытому расположению там неприятеля..
Существенным недостатком Абинского укрепления было то, что тур-бастионы не доставляли взаимную оборону рвам, но для устранения этого гарнизон снабжен был ручными гранатами. Местность впереди южного фаса укрепления пересекалась двумя оврагами; первый из них, не глубокий, находился сейчас же за контр-эскарном и тянулся от 1-го турбастиона к реке Абину. Другой же, глубокий и длинный, расположен был параллельно первому, на ближайший картечный выстрел от того же тур-бастиона и представлял собой весьма удобное прикрытие для неприятеля. В версте расстояния от северо- восточного фаса находился еще один неглубокий овраг. Затем со всех остальных сторон укрепления имело перед собой открытую ровную местность, ограждённую лесом, начинавшуюся в расстоянии полуторы версты от крепостного рва. Для помещения гарнизона устроены были 4-е деревянных казармы, крытые досками, три небольших казармы под земляными крышами, служившие более приютом для ночных резервов артиллеристов, и, наконец, четыре турлучных балагана и несколько сараев. Казармы расположены были почти у самых стен бруствера западного, восточного и северного фасадов, а прямо против крепостных ворот, находившихся в южном фасе, стояла гауптвахта. В самом центре укрепления была расположена небольшая деревянная церковь, а невдалеке от нее, к востоку и северо-востоку, три деревянных флигеля, крытых досками, в которых помещались комендант, офицеры, врач и священник. Частных построек в укреплении не было вовсе. Все здания были выстроены на скорую руку из недостаточно прочного материала, а потому очень скоро стали подвергаться разрушению. Во время дождя и снега вода свободно просачивалась сквозь крыши, стены и полы покрывались сыростью, ветер проникал через скважины, образовывавшиеся в разных местах, так что нижние чины гарнизона не только не находили себе в этих зданиях столь необходимого для них приюта от непогод и отдыха от трудов и тревожной боевой жизни, но напротив, подвергались в них мучительным и трудно излечимым болезням. Бывали случаи в зимнее и осеннее время, что большая половина гарнизона по нездоровью не в состоянии была выходить в ружье, да и те, кто оставался еще на ногах, до такой степени изнурены были непосильными трудами, что только при величайшем напряжении сил могли отправлять свои обязанности. Болезненность и смертность людей в Абиноком креплении достигала тогда огромных поражающих размеров. Для исследования причин этого прискорбного явления не раз назначались специальные комиссии, предпринимались разные меры, но совокупность неблагоприятных гигиенических условий была такова, что не взирая на все чисто отеческие заботы начальства о сохранении здоровья нижних чинов, они все-таки погибали сотнями .Кладбище, находившееся в 50-ти саженях к Северу от восточного № 3 турбастиона, примыкавшего к реке Абину, хранит в себе тысячи безвестных героев, погибших от пагубных условий пребывания в стенах Абинского укрепления и сотни героев, павших у стен того же укрепления с оружием а руках в кровавых боях с врагами нашими. Теперь кладбище это уже очутилось под постройками, и прах людей, безропотно положивших свои души на пользу родного Отечества и благо грядущих поколений святотатственно попирается современными обитателями Абинской станицы.
Находясь в центре воинственного и враждебного нам населения шапсугов, Абинское укрепление не имело постоянного сообщения с Черноморской кордонной линией и совершенно было изолировано от остального мира. Только 2 или 3 раза в год приходили сюда из Черномории, под прикрытием больших отрядов, транспорты с запасами продовольствия, обмундированием и боевыми снарядами для гарнизона, и с этими же транспортами, на обратном пути, отправлялись отсюда больные. При враждебном отношении шапсугов, стремившихся уничтожить это укрепление, стеснявшее свободу их действий, оно всегда почти находилось в осадном положении. Буквально, нельзя было шага сделать за крепостной бруствер, не подвергаясь опасности быть сраженным меткой пулей шапсуга, которые как хищные звери, скрытно и бесшумно подкрадывались на самое близкое расстояние и по целым дням и ночам, укрываясь за всякими возвышениями почвы и кустиками, терпеливо поджидали свои жертвы. Убивали даже часовых ,стоявших за крепостным валом и неосторожно показывавшихся из-за своего прикрытия.
Чтобы нарубить дров для варки пищи или накосить сена для продовольствия лошадей, надо было снаряжать из укрепления сильные колонны с орудиями и вызывать в ружье весь гарнизон, причем, всякое такое хозяйственное предприятие, безусловно, всегда сопровождалось нападением горцев, перестрелкой с ними и более или менее тяжкими потерям людей. Для обороны Абинского укрепления по положению, т.е. соответственно протяжению линии огня, требовалось не менее 2500 человек, между тем, такого числа войск там никогда не было, и гарнизон его не превышал 1200 человек. Очень понятно, что при таких условиях войска, находившиеся в Абинском укреплении, должны были нести тяжкую службу, полную тревог, лишений и опасностей, о которых теперь трудно даже составить себе верное представление. Обыкновенно, днем снаряжалось в караулы до 250 человек, а ночью становился под ружье весь гарнизон. Таким образом, люди могли отдыхать только днем, да и то лишь тогда, когда не было нарядов на какие-либо работы, а такие работы, в особенности по ремонту крепостных брустверов и рва, беспрерывно подвергавшихся разрушению, никогда почти не прекращались. Невозможность долгого пребывания в столь пагубной обстановке побуждало кавказское начальство сменять гарнизоны Абинского укрепления ежегодно. И те немногие, кому удавалось уходить отсюда живыми и невредимыми, уносили в себе зародыши злокачественной лихорадки, цинги и других тяжких болезней, приводивших к скорой могиле.
Укрепление это считалось ссылочным местом, куда нередко отправляли на службу в наказание за проступки, взамен арестантских рот.
Взятие форта Лазарева и Вельяминовского укрепления произвело сильное и пагубное для нас впечатление на горцев. Успех, превышавший их ожидания, возбудил необычайный энтузиазм и решимость ниспровергнуть владычество русских в горах или погибнуть в этом предприятии всем до последнего. Не взирая на голод предшествовавшего года и полное отсутствие запасов хлеба, горцы положили не делать в этом году запашек и всю рабочую пору употребить на достижение своей цели.
Сборища их ежедневно увеличивались новыми пришельцами, стекавшимися к ним из самых отдаленных аулов, чтобы участвовать в общей славе и добыче, обещанных им руководителями народного восстания. Нестройные прежде толпы воинственных горцев, стали получать некоторую организацию и порядок, так, что каждое племя представляло отдельную дружину, разделенную на сотни, полусотни и десятки с своими особыми предводителями и боевыми значками. Продовольственные запасы,взятые ими в наших укреплениях, были правильно распределены между аулами, а боевые снаряды и порох поручены ведению почетным старшинам. Пользуясь этой добычей, горцы хотели завести у себя артиллерию, рассчитывая на содействие в этом предприятии на наших дезертиров из поляков. Эти дезертиры , по словам лазутчиков, доставили горцам первые сведения о бедственном положении форта Лазарева и подали мысль о нападении на него, приняв на себя и само исполнение этого предприятия.
Они же изобрели и распространили среди горцев новый вид оружия: длинный шест, к одному концу которого прикреплялась коса, чтобы колоть и рубить, а к другому крючок, чтобы взлезать на крепостные верхи. Они же производили съемки атакуемых мест, подавали нужные советы для организации сборищ и при штурме шли во главе нападающих. Между ними особенно отмечался своею предприимчивостью унтер-офицер одного из Черноморских линейных батальонов, служивший капитаном артиллерии в Польской армии во время мятежа 1831 года и после побега к горцам принявший черкесское имя. В тоже время магометанское духовенство и иностранные сунниты, проживавшие у прибрежных горцев, употребляли всевозможные усилия для воспламенения народа к всеобщему возмущению. Муллы, разъезжая по всем аулам и ссылаясь на какой- то отысканный ими стих Алкорана, предвещали, что 1840 год должен быть годом торжества мусульман и погибели неверных.
Вместе с тем, убыхский мулла Декумук-Хаджи, возвратившийся из Египта в ноябре 1839 года, распространял между влиятельнейшими горцами подложную грамоту от Ибрагим-Паши, в которой говорилось, чтоб не покорялись и старались разрушать укрепления, при чём обещалась им вооруженная помощь. Джлубский князь Алибий, прибывший недавно из Константинополя, разглашал у Натухайцев слух, что Египетский папа объявил войну России и, желая овладеть Крымом, двинул 40-а тысячную армию к Дунаю, что паша этот признал черкесов, никому некогда не принадлежавшими и теперь независимыми, поэтому горцы должные воспользоваться благоприятным для них случаем к уничтожению наших береговых укреплений (рапорт контр-адмирала Серебрякова) генерал-лейтенанту Раевскому от 8 апреля 1840 года № 934). Алибий участвовал при взятии Лазаревского форта, где был убит его брат, а сам он в скором времени был ранен при штурме Михайловского укрепления. Эти нелепые слухи еще более воспламенили умы легковерных горцев. Убитых при нападении на наши укрепления, хоронили в окровавленной одежде и с оружием, провозглашая их праведниками, живот свой положившими за независимость родного края. Вообще, по словам генерал-адъютанта Граббе, в последние два месяца положение закубанских и прибрежных племён горцев сильно изменилось: "Не нова их непримиримая вражда к русским, их дикое и буйное мужество, но новы эти впервые обнаружившиеся признаки народности, единодушие восстания, порядок и устройство, являющиеся в их скопищах, повиновение избранным начальникам, новые средства, придуманные ими для борьбы и согласное стремление к одной общей цели. Последние события начинают для этого края новую эпоху, совершенно отличную от прежних времен, эпоху войны народной, а не действий против хищнических партий, увлекаемых желанием грабежа. Горцы поняли тайну своей силы после первых успехов. В продолжении последних 2-х лет они забыли страх русского оружия. Миролюбивые сношения с ними уронили в их глазах значение и достоинство местных начальников и были приняты ими, как доказательство слабости или обмана. Они поняли ничтожность воздвигнутых нами фортов внутри края, не имевших прочных связей с линией для получения вовремя нужной помощи и не располагавших ни одним из необходимых условий для самостоятельной, упорной обороны гарнизонов, предоставленных собственным силам. (Рапорт генерал-адъютанта Граббе военному министру от 7 апреля 1840 года № 568). В таких выражениях объяснял успех горцев главный начальник края, генерал Граббе, конечно лучше тем кто-либо другой знавший слабые стороны нашего положения на Западном Кавказе. Несомненность всеобщего народного восстания горцев фактически подтверждались контр-адмиралом Серебряковым и начальником Черноморской Кордонной линии генералом Завадовским. Уже с первых чисел марта за Кубанью в разных местах находилось до 40 тысяч шапсугов и убыхов, натухайцев и абадзехов. Все горцы, способные носить оружие, покинули свои дома и семейства и обязались общей клятвой не расходится до тех пор, пока не будут взятыми все укрепления Черноморской береговой линии, а также и Закубанские укрепления. И действительно, более или менее значительные сборища горцев беспрестанно появлялись то в одном, то в другом месте, но угрожали, главным образом, Афипскому ,Николаевскому, Абинскому укреплениям, форту Раевского и Новороссийску.
Для рассеяния неприятельских скопищ, генерал Завадовский посылал за Кубань отряды, один из которых под командой подполковника Табанца, 28 числа был в Николаевском укреплении, произвел рекогносцировку окрестностей и, не открыв нигде присутствия неприятеля, 29 числа ушел за Кубань. Но три дня спустя после этого, большое сборище шапсугов и натухайцев, простиравшееся до 10 тысяч человек, перед рассветом, 2 апреля, бросились на Николаевское укрепление и овладело им, истребив весь гарнизон. В укреплении состояло всего 250 человек 3-й роты Черноморского линейного №1 батальона, при пяти офицерах, считая в том числе до 70 больных и слабых. Штабс-капитан Евсеев, начальник гарнизона, мужественно встретил врага, но пал вместе с храбрыми своими товарищами, подавленный многочисленностью сил неприятеля.
При нападении, 7 тысяч горцев несли перед собой фашины для того, чтобы укрываться от ружейного огня и заваливать ров. Этот впервые примененный ими способ атаки много способствовал успеху горцев и они решили пользоваться им при нападении на другие наши закубанские укрепления.
В конце марта начальник Черноморской береговой линии генерал Н.Н.Раевский, получил, наконец, некоторую возможность подкрепить уцелевшие укрепления вверенной ему линии, а потому неоднократные покушения на них прибрежных горцев не имели успеха. Неудачи эти сильно разоружили их, но они не теряли надежды вознаградить себя победами на северном склоне Кавказского хребта в закубанском крае.
В первых числах апреля в предгорьях закубанского края после беспрерывных мартовских дождей, наступила ясная теплая погода. Земля стала быстро просыхать и покрылась яркой зеленью весенней травы. Подполковник Веселовский не замедлил воспользоваться этим случаем, чтобы привести вверенное ему укрепление в лучшее оборонительное положение. Энергично приступив к работе, он успел исправить в короткое время все повреждения так, что считал себя достаточно обеспеченным от прорыва неприятеля во внутрь крепостных верков. Теперь он уже не опасался покушений горцев и ждал только удобного случая, чтобы наказать их за дерзкое предложение сдаться без боя, сделанные ему, как уже говорилось выше, в марте месяце.
В это время в окрестностях Абинского укрепления стали собираться партии горцев, о намерении которых нельзя было получить никаких сведений. Наконец, в 2 часа ночи 10 апреля, наш секрет, находившийся за укреплением, заметив скрытное приближение неприятеля, дал знак об этом воинскому начальнику. Несмотря на темноту ночи, Веселовский приказал открыть огонь из орудий, направляя выстрелы в ту сторону, откуда двигалась толпа. После первых орудийных выстрелов, горцы ответили несколькими залпами из ружей и в рядах их послышались крики и стоны раненых.
Когда рассвело видно было, как пешие толпы неприятеля потянулись в ближайший лес, между тем, как отделившаяся от них конная партия до 100 человек, с неимоверной смелостью обскакивали укрепление и, стреляя в наших солдат, стоявших за бруствером, приближаясь ко рву почти на пол ружейного выстрела. Убедившись, однако, в бесполезности своих покушений, партия эта, понеся значительные потери убитыми и ранеными, вскоре удалилась, не причинив гарнизону Абинского укрепления ни малейшего вреда. Спустя ива дня после этого, с 11 на 12 апреля, секреты наши опять заметили горцев, и только что успели известить об этом воинского начальника, как толпы их, находившиеся, как оказалось, в самом близком расстоянии от рва, смело бросились вперед, и не взирая на сильный артиллерийский и ружейный огонь Абинского гарнизона, в течение целого часа тщетно силились ворваться в укрепление и, наконец, бежали.
С рассветом из укрепления заметили, что партия нападавших горцев, до 5-ти тысяч человек, приведена была в сильное замешательство и понесла большой урон. Эти два неудачных покушения, предпринятых одними шапсугами и натухайцами, убедили их в невозможности достигнуть успеха собственными силами, без помощи других племен. Поэтому они обратились к абадзехам и убыхам, которые с радостью откликнулись на их призыв, в надежде на богатую добычу. Таким образом, к 24 числу в урочище Перу, находившемуся в расстоянии ровно 8 верст к Северу от Абинского укрепления, сосредоточилось разноплеменное сборище до 12 тысяч человек. Здесь был лучший цвет горской молодежи и все прославившиеся за Кубанью удальцы и джигиты. Многие
из них облачены были в стальные панцири и блистали дорогим оружием.
Каждое племя имело своих предводителей, особые боевые значки, и для лучшего управления в бою, подразделено было на части.
Преобладающим элементом в сборище этом были, конечно, шапсуги и натухайцы. Разместившись под сенью обширного и многовекового леса, произраставшего в урочище Перу (лес этот всегда служил сборным местом для враждебных нам горцев, и здесь постоянно происходили кровавые стычки с ними при столкновении на пути следования отрядов наших в Абинское укрепление и при обратном возвращении их на Кубань).
Горские дружины по принятому у них обычаю, приступили к обсуждению плана своих действий и выбору общего предводителя. После непродолжительных совещаний, не обошедшихся, разумеется, без горячих споров и пререканий, решено было, прежде всего, уничтожить Абинское укрепление, как пункт более удаленный от нашей кардониой линии и затем уже обратить свои силы на другие закубанские укрепления.
Главным предводителем сборища, с общего согласия, избран был Аудоглу Мамсырь. Он предводительствовал горцами во всех нападениях на наши войска в окрестностях Анапы и форта Раевского, стяжал себе громкую известность распорядительного и беззаветно-отважного военноначальника. Не только натухайцы, ко и все прочие соседние племена питали к нему особое доверие и уважение. С первых дней возникновения Абинского укрепления, построенного так близко от местожительства Мамсыро Сунако, в нем возродилась, с годами все более и более разгоралась страсть ниспровергнуть во что бы то ни стало этот опорный пункт его злейших врагов. Теперь, когда после стольких лет томительных ожиданий, представился, наконец, благоприятный случай осуществить свою заветную мечту, Аудоглу Мамсырь пустил в ход все способности своего недюжинного ума, чтобы составить безошибочный план предстоящего штурма и организовать для этого соответствующим образом многочисленную дружину свою. Он истощал все силы своего красноречия, чтобы воодушевить горцев к беспощадному бою с врагами, обещая им успех и богатую добычу! Его горячая убедительная речь произвела сильное впечатление. Объединенные общими стремлениями славы и добычи, горцы беспрекословно подчинились Мамсыру. В ночь на 26 мая все сборище тронулось с места бивака, соблюдая полный порядок и величайшую тишину в движении. Под покровом ночной темноты, они незаметно обложили Абинское укрепление со всех сторон, остановившись в таком от него расстоянии, чтобы не быть обнаруженными раньше времени. Этот трудный маневр исполнен был ими так искусно и бесшумно, что секреты, выставленные за укрепление и часовые, стоявшие на валах, не могли заметить приближения неприятеля.
Разместившись в заранее назначенных Мамсыром местах и имея с собой запас туров и фашин для заваливания крепостного рва, горцы недвижимо пролежали на земле всю ночь, ожидая рассвета, чтобы по условному сигналу двинуться на штурм. В то время гарнизон Абинского укрепления состоял из двух рот Черноморского линейного №1 батальона (1-й и 2-й роты, трех рот Навагинского (4-й гренадерской, 10-й и 12-й мушкетерской роты Тангинского полков и небольшой команды 1-й роты 11-й гарнизонной артиллерийской бригады; всего числилось: 1 штаб-офицер; 14 обер-офицеров, 75 унтер офицеров, 30 музыкантов, 675 рядовых, 11 нестроевых и 40 артиллеристов. Подполковник Иосиф Андреевич Веселовский, исполняющий обязанности воинского начальника еще11 апреля был уволен по прошению в отставку и ожидал только заместителя себя, чтобы навсегда покинуть мрачные стены Абинского укрепления. Но судьба предназначала ему совершенно иную участь.
О сборище неприятеля он вовсе не был предупрежден, потому, что лазутчики уже два месяца не показывались в укреплении, а получить сведения о намерениях горцев каким-либо иным путем в то время не было никакой возможности. Тем не менее, неожиданное появление неприятеля не могло застать врасплох Веселовского, воспитанного в традициях А.А.Вельяминова. Следуя инструкции этого знаменитого Кавказского генерала, Иосиф Андреевич всегда был настороже. Каждый вечер гарнизон становился в ружье и всякая часть получала определенное назначение для обороны укрепления в случае нападения неприятеля. На ночь меры бдительности усиливались. Орудия заряжались картечью, и у заряженных пальников располагались дежурные артиллеристы. Вообще, вопреки условиям нормального человеческого существования, жизнь в Абинском укреплении пробуждалась только с. наступлением ночи. Вместо того, чтобы предаваться отдыху, люди облагались в полную амуницию и с заряженными ружьями должны были ожидать врага. В эту ночь, как и всегда гарнизон был наготове, расположившись в назначенных местах, солдаты дремали, обняв ружья, нисколько не подозревая об угрожавшей им опасности. Так прошло время до 2-х часов ночи. Но лишь только на востоке появились первые проблески утренней зари, горцы, по условленному сигналу, бесшумно стали подползать к укреплению, и, приблизившись к нему на расстояние ружейного выстрела, мгновенно вскочили на ноги и стремительно бросились вперед. В этот же момент с крепостных валов грянули орудия и весь гарнизон, кинувшись к брустверам, открыл учащенную пальбу по неприятелю, а в ров посыпались ручные гранаты. Страшные опустошения, произведенные в толпах неприятеля выстрелами нашей артиллерии и ружейным огнем, нисколько не остановили их. С полным пренебрежением к смерти, они бежали через трупы своих товарищей, оглашая воздух дикими криками. Впереди всех были напцырники, с шашками наголо и с кинжалами в зубах, неустрашимо спускались они в ров и с изумительной ловкостью вскакивали на бруствер. За ними густой толпой следовали и другие. Некоторым из них удавалось врываться внутрь укрепления, но большая часть их, с потерями были опрокидываемы назад, а те, кто оставался внутри, погибали под штыками храбрых защитников укрепления. Наконец, после нескольких неудачных атак, огромная толпа натухайцев с распущенным голубым значком и шапсугов с разноцветным значком рванулась на 1-й тур-бастион, находившийся в южном фасе укрепления близ крепостных ворот. Невзирая на отчаянное сопротивление небольшой части гарнизона, охранявшей этот фас, горцам удалось все-таки вторгнуться в укрепление и с радостными криками торжества победы они бросились уже для грабежа к строениям. Но И.А. Веселовский, вовремя заметив появление неприятеля, взял последний резерв из 40 человек. Он быстро направился с ним к угрожающему пункту, и в жестокой рукопашной схватке, отбив оба значка, штыками вытеснил горцев из укрепления. В этом отчаянном бою особенно отличился рядовой Навагинского полка Макар Чернов и барабанщик Черноморского линейного №1 батальона Иван Задорожный, которые будучи тяжело ранеными, не оставляли своих мест до конца дела, последний же, бросив ненужный для него барабан, действовал ружьем. Замечательную храбрость так же проявили унтер-офицер 1-го линейного Черноморского батальона Яков Козлов, батальонный писарь Мокий Гречанный и рядовой Юзев Жаковский. Беспощадно поражая горцев штыками и прикладами, они производили в рядах неприятеля такое опустошение, что принудили его бежать в паническом страхе.
Храбрецы эти личным примером увлекали за собой и товарищей, несмотря на сильное утомление боем, кипевшем на всем протяжении крепостного вала. Мужество гарнизона воспламенено было в высшей степени, унтер-офицеры Тенгинского пехотного полка: Северин Каменецкий, Соломон Уснадзе и Феликс Ордынский, назначенные защищать бруствер близ первого барбета в южном фасе, приводили горцев в неописуемый ужас убийственным действием ручных гранат, выбрасываемых ими в крепостной ров, который каждую минуту наполнялся десятками все новых и новых трупов. Фейерверкер 2-го класса Алексей Бирюченко, находясь при двух орудиях, с поразительным самоотвержением выдерживал сильный натиск неприятеля и цельными картечными выстрелами из орудий, ими же самим наводимых, производил в толпах горцев страшные потери. Подполковник Веселовский личным присутствием в наиболее опасных местах воодушевлял вверенные ему войска, которые, видя неустрашимую храбрость своего любимого начальника, не думали уже об опасностях и метко поражали врагов, с остервенением бросавшихся на крепостной вал, не щадя своей жизни. Офицеры, вооружившись ружьями, на выбор убивали наиболее отважных горцев и своим примером возбуждали соревнование в среде подведомственных им нижних чинов. В защите укрепления принимали участие все нестроевые чины, денщики и даже больные.
Батальонный священник, отец Александр, под градом сыпавшихся в укрепление пуль, с крестом в руках мужественно ходил по рядам солдат и благословлял их на защиту. Сокрушенные непреодолимой стойкостью наших солдат, горцы вынуждены были, наконец, отступить. Ров на половину уже был завален телами убитых и тяжело раненых, стонавших в предсмертной агонии.
Стены бруствера эскарпа и контрэскарпа обагрились потоками свежей человеческой крови, а воздух проникся запахом пороховой гари. С валов укрепления мрачно глядели смертоносные горла орудий и штыки гарнизона, одушевленного твердой решимостью не уступать никаким натискам неприятеля. Но эта внушительная картина грозной силы противника не охладила горячего порыва Мамсыра овладеть во чтобы то настало ненавистным укреплением. Пылая мщением за понесенные потери, он остановил отхлынувшие было толпы горцев и угрозами вождей побудил их третий раз пойти на приступ.
Устроившись, они вновь кинулась с яростным озлоблением к крепостному брустверу, но засыпанные ружейными и картечными пулями, ручными гранатами и камнями, остановились, и ,невзирая на громогласные обещания, мулл всех благ Магометова рая павшим в бою, разом бросились бежать, не внемля более призывам своих вождей.
Таким образом, штурм, продолжавшийся с 2-х до 6-ти часов .утра блистательно был отбит на всех пунктах, и горцы понесли полное поражение. В наших рунах осталось только 10 раненых, во рву же и на гласное подобрано 685 тел. Кроме того, множество убитых и раненых захвачено было горцами при отступлении. По сообщениям лазутчиков, число убитых и раненых в этом деле простиралось до 2000 человек.
Во владениях натухайцев и шапсугов не было почти ни одной сакли, где не оплакивали бы кого-либо из погибших при штурме Абинского укрепления. Горцы не испытывали такого страшного поражения со дня знаменитого побоища на реке Калаусе, когда генерал Власов в 1821 году загнал в болотистый лиман и истребил трехтысячное скопище горцев. С нашей же стороны потери при штурме Абинского укрепления ограничились 9 убитыми и 18 ранеными.
Сопоставление этих цифр красноречивее всяких описаний свидетельствует о геройстве защитников Абинского укрепления, на долю которых выпал случай блистательно отразить, с ничтожными для себя потерями, более чем в двенадцать раз сильнейшего неприятеля.
По окончании дела, когда еще последние горцы не скрылись из виду, в укреплении, где повсюду валялись неубранные тела убитых неприятелей, отслужено было благодарственное молебствие с коленопреклонением. Затем, поздравив войска с победой и поблагодарив солдат за честно исполненный ими долг службы, А.А.Веселовский указал на примерную храбрость рядового Макара Чернова и барабанщика Ивана Задорожного (Рапорт генерал-майора Завадовского генерал- адьютанту Граббе от 18 июня 1840 года № 2002).
Славные защитники Абинского укрепления щедро награждены били императором Николаем 1, на которого этот блистательный подвиг после уничтожения горцами 4-х укреплений на Черноморской береговой линии, произвел в высшей степени приятное впечатление. Государь высоко оценил заслуги Иосифа Андреевича Веселовского и приказал передать ему свое желание, чтобы он оставался на службе, вместе с тем, Веселовский произведен был в полковники и ему был пожалован орден Святой Анны 2-й степени с короной и годовой оклад жалованья. Все офицеры и лекарь Шумский получили следующие чины, ордена и годовые оклады жалованья.
Батальонный священник отец Александр (Иванов) награжден золотым крестом наперстным на Георгиевской ленте. Унтер-офицеры: Каменецкий, Уснадзе, Ордынский, Неелов, Баратынский произведены в подпрапорщики, фейерверкер Алексей Бирюченко - в прапорщики, унтер- офицеру Якову Козлову и писарю Мокию Греченову пожалованы знаки отличия военного ордена Святого Георгия и по 25 рублей. Барабанщик Задорожный и рядовой Чернов кроме полученных ими знаков отлития, произведены были в унтер-офицеры. Наиболее отличившимся нижним чинам высочайше пожаловано 135 знаков отличия, а все вообще нижние чины получил не в зачет годовой оклад жалованья. Кроме подполковника И.А. Веселовского в. Абинском укреплении находились 2S мая следующие офицеры: Черноморского линейного № 1 батальона штабс-капитан Виттоф., поручик Карпович, подпоручики Тонкошкуренко, Харченко, Евсегнеев, Тенгинского полка подпоручики Франк и Юсупов, Навагинского полка штабс-капитан Дедюхин, поручики Гоц 1-й, Занаревский 1-й, Пищулин, подпоручик Линделиус. Прикомандированный гренадерского фельдмаршала графа Румянцева Задунайского полка поручик Хрипков, 11-й гарнизонной артиллерийской бригады 1 роты поручик Ларионов, Черноморского Казачьего войска хорунжий Чернышев, заведовавший Абинским провиантским магазином, Екатериновского военного госпиталя лекарь Шумский и священник Черноморского линейного №1 батальона Александр Иванов,
Результатом блистательного отражения штурма 26 мая было водворение спокойствия на восточном берегу Черного моря и в закубанском крае. Страшные потери, понесенные горцами в этом деле, надолго отбили у них охоту к подобным предприятиям.
02
03
04
05
